Сегодня по всей православной церкви от края ее и до края прославляется одно имя – имя великого учителя и святителя Христова св. Иоанна Златоуста. Все полно им. Все стремятся так или иначе выразить свою любовь и благоговение к славному пастырю Христова стада. Радуется ныне Церковь Константинопольская, на престоле которой некогда сиял сей великий светильник, торжествует и Церковь Антиохийская, ибо в недрах ее он возрос и укрепился, празднует и Церковь Российская, столь усердно во все века своего бытия назидавшаяся его творениями. Что же случилось, что дает повод к такому торжественному празднованию памяти св. Иоанна Златоуста? А то, что ежегодное воспоминание блаженной кончины его и переселения из земной юдоли в вечную бессмертную славу на небесах ныне усугубляется тем обстоятельством, что в текущем году, в праздник Воздвижения Креста Господня, исполнилось 1500 лет со времени кончины великого святителя.
Пятнадцать веков непрекращающегося и неумаляющегося, но возрастающего в своей силе и объеме влияния на весь христианский мир – это торжество великого духа над смертью и временем, которым подвластно все человеческое, это своего рода историческое чудо – вот что заставляет нас на рубеже новых веков и тысячелетий того же неизменного влияния великого святителя обратиться к нему всею душою, излить пред ним всю благодарность любящих чад и восхвалить его всеми похвалами, на какие мы только способны. Это и происходит ныне по всему пространству православной Церкви: всюду воспевается великий иерархах Иоанн, и тысячи похвальных слов произносятся в честь и память его.
Но кто может по достоинству восхвалить св. Иоанна Златоустого? Еще св. Прокл Константинопольский, один из ближайших преемников его по кафедре, говорил, что этого никто не может сделать, разве другой бы такой же Иоанн ныне явился. Но Церковь имела только одного Иоанна Златоустого, и нет поэтому слова достойному служителю Слова. Однако так как память его, слагающаяся, по выражению того же св. Прокла, из воспоминания его бесчисленных трудов, подвигов и наставлений, подобно переполненной водами реке напаяет души верных, то и мы с вами, братие, должны прильнуть к этой реке и, хотя мало, испить от ее живительных вод.
Кто из сколько-нибудь внимательных верных не знает имени св. Иоанна Златоустого? Почти каждый день в течение целого года дивное творение его –Божественная литургия – освящает верных, они молятся составленными им молитвами, а в светлую ночь Христова Воскресения кто не переживал минуты великого духовного восторга, слушая его пасхальное огласительное слово? Кто из верных, вкусивши хоть раз от сладости бесконечно назидательных и в высшей степени художественных его творений, не влекся бы к ним снова с непреодолимою силою? Перед кем не стоит проникший хоть раз в сознание чудный образ его святой жизни и его скорбной, но блаженной кончины? И что более дивным представляется нам в Иоанне, его жизнь или его творения? Этот вопрос так и нельзя было бы разрешить, если бы жизнь и творения Златоуста не представляли бы одного целого, не образовывали бы единой целостной личности, в которой творения неотделимы от жизни и жизнь от творений. Св. Иоанн Златоуст продолжает жить в своих творениях, а не только на небе, равно как его творения обязаны своим происхождением его святой жизни и ее исключительному делу – спасению ближних. Итак, поистине дивны и его жизнь, и его творения.
Благоговейное изумление возбуждает в нас жизнь св. Иоанна Златоуста. От первого сознательного движения и до последнего вздоха она вся посвящена Богу. Нет в ней пробелов и пропусков, нет отступлений назад и уклонений в сторону. Как стрела, выпущенная из лука и прямо несущаяся к своей цели, так и некраткая жизнь св. Иоанна есть один стремительный бег к почести вышнего звания. Крепко держал кормило своего жизненного корабля св. Иоанн, всегда направляя его в тихую пристань Небесного Царствия, и никакие обманчивые миражи не заставили его усомниться в достоинстве своей цели, ее исключительной ценности и превосходству перед всеми другими жизненными целями и соблазниться трудностью пути к ней, исполненного многих скорбей и лишений. Даже тогда, когда наставленный по заботам своей редкой и удивительной матери Анфусы, имя которой никогда не может быть умолчено, когда речь идет о св. Иоанне Златоусте, не в одних только христианских правилах и христианской мудрости, но и в светских науках, и притом у лучших наставников того времени, еще не потерявшего прежней славы в этом отношении, и того города, где жил св. Иоанн, – а это была Антиохия Сирийская, столица всего Востока и центр его просвещения, – св. Иоанн мог бы смело и быстро завоевать себе блестящее положение в жизни, стать знаменитостью, а быть может, и великим сановником, – он не был обольщен такими раскрывавшимися перед ним видами, перед которыми не устоят тысячи юношей, менее даровитых и менее образованных. И тот краткий период, когда он прилагает к делу свои светские познания, был для него лишь способом и средством того знакомства с миром нищеты, горя и различных бедствий, которое ему потом так пригодилось в чисто пастырском служении и которое его, между прочим, и направило на этот путь высшего и совершеннейшего служения своим ближним. И по собственному идеальному побуждению, и чудесно руководимый Провидением, готовившим в его лице великого светильника Церкви, св. Иоанн, подобно столь любимому им апостолу Павлу, вменяет все свои внешние преимущества в сор ради Христа и избирает самый лучший и надежный путь приготовления к тому делу всей своей жизни, которое придает ей такое исключительное значение, то есть пастырству. Путь этот – аскетизм, личное духовное усовершенствование, которое, отвечая прежде всего пламенному желанию самого св. Иоанна, было самою лучшею подготовительною школою для его великого пастырского служения. Ибо вообще нужно признать, что там нет и не может быть плодотворного служения спасению ближних, где отсутствует сознание необходимости прежде всего в себе самом побороть страсти, прежде всего самому неуклонно стремиться к исполнению заповедей. Эта связь личной праведности и личного аскетического подвига с пастырским служением прекрасно раскрыта самим Златоустом в его поистине классическом труде по пастырскому богословию «Шесть слов о священстве». Итак, если кому-либо покажется, что между тем шестилетним периодом жизни св. Иоанна Златоуста, когда он в сирийских горах ведет строгую подвижническую жизнь, и последующим его служением пастырским нет связи, что один период является противоположностью другого и что только несчастная для самого подвижника и счастливая для Церкви случайность (именно болезнь и расстройство здоровья) вызвала Златоуста из пустыни в Антиохию, из уединения на кафедру, то это – недоразумение. Между тем и другим периодами жизни св. Иоанна Златоуста самая глубокая внутренняя связь, самое строгое единство цели и направления жизни. Именно в пустыне закладывались основы глубокого пастырского воздействия св. Иоанна, именно здесь очищалась и разгоралась в бурный пламень та его любовь к ближним, ревность об их спасении, красноречивейшими свидетельствами которых являются многие страницы его творений и все его последующие труды. Здесь же он еще больше расширил и углубил и еще раньше приобретенное в христианской школе знакомство со словом Божиим, богодухновенными писаниями, умудряющими нас во спасение (2 Тим. III, 15), и здесь же, без сомнения, он приучался к пламенной молитве, без которой пастырский подвиг немыслим. Как нужно поэтому восхвалять то уединение, которое является затем спасением многого множества! О блаженна пустыня, дающая миру великого пастыря!
Итак, св. Иоанн Златоуст выступил на дело спасения ближних и, конечно, служа этому великому делу, источником и образцом которого является сама искупительная любовь Божия, спасая других, он, по непреложному закону истинно духовной жизни, спасался и сам, восходя по степеням духовного совершенства, пока не достиг безмерной славы на небесах в вечности и на земле в истории. Церковное служение св. Иоанна Златоуста, падающее на последние двадцать лет IV и первые годы V столетия, не сопровождалось какою-нибудь борьбою за догматы, чем полно предшествующее и последующее время в истории Церкви и чем славны старшие и младшие современники св. Иоанна Златоуста, другие великие отцы и учители Вселенской Церкви. Время служения св. Иоанна – это, как справедливо отмечают, время «догматического перемирия», и деятельность его есть деятельность великого преобразователя нравов, великого борца за чистоту христианской жизни, за полное, а следовательно, и единственно истинное осуществление безусловных евангельских заповедей и идеалов. Плоды этой неутомимой деятельности и этой самой сильной борьбы по самому свойству их остаются для нас, отдаленных веками от того времени, невидимыми, незримыми, но мы можем судить о них по тому действию, какое производят на нас одни оставшиеся после св. Иоанна творения, и они откроются во всей славе в тот день, когда обнаружится не только внешняя, но и вся внутренняя, так сказать, история Церкви, сокровенная жизнь всех ее членов. Тогда, когда будет подведен итог и сделано заключение ко всей исторической жизни Церкви Христовой на земле, тогда-то и обнаружится все то необъятное и многоценное добро, которое при благодатной помощи Божией посеял в душах верных великий святитель, и определится в истории Церкви его исключительное, можно сказать, единственное в своем роде значение. Ведь поддержать бедного путника в Небесное Отечество, то есть человека в его роковой борьбе с постоянно обольстительным грехом, борьбе, решающей его вечную участь, отрясти леность, прогнать уныние, спасти от отчаяния, этой духовной смерти, какая это благородная, подлинно христианская задача. Но ее, и только ее, и преследовал св. Иоанн, и притом столь успешно и победоносно, и какие неисчислимые залоги неотразимого нравственного воздействия хранятся невидимо в сердцах целых сотен поколений христианского народа, начиная от его непосредственных слушателей и членов его паствы. Но и то, что занесено на страницы церковно-исторических летописей, ясно говорит о размерах пастырской ревности св. Иоанна Златоуста, и о ее успехах. Именно эти летописи говорят и о помощи, оказанной св. Иоанном своей пастве в одно тяжелое для нее время, когда над нею разразился царский гнев, и об исправлении нравов антиохийцев, происшедшем под влиянием проповеди их пастыря, и о великих миссионерских заботах св. Иоанна Златоустого, – особенно в последний период его жизни, и о том, как относился к нему константинопольский народ, и как сама императрица Евдоксия, так много зла причинившая святителю Христову, потом смиренно просила прощения за содеянный грех в лице своего царственного сына, императора Феодосия. Сколько душ спасено от вечной погибели св. Иоанном, и о каком великом множестве он с дерзновением может сказать: Се аз, и дети, яже ми даде Бог (Ис. VIII, 18; Евр. II, 13). О, поистине блажен Иоанн, если он послужил спасению такого множества людей!
Чем же св. Иоанн Златоуст действовал так могущественно на сердца людские, какими путями шло его неотразимое нравственное влияние? Самый простой, хотя и неполный, ответ на этот вопрос будет тот, что сила влияния Златоуста заключалась в его слове. Да, служение примирения, то есть пастырское служение для св. Иоанна Златоуста было, по преимуществу, служением слова. Все единогласно признают в Иоанне Златоусте величайшего проповедника Восточной Церкви. За ним утвердилось имя Златоуста, ставшее его собственным. Знатоки искусства церковного красноречия утверждают, что для желающего стать хорошим проповедником самая лучшая школа – это изучение творений св. Иоанна Златоуста. Так красноречиво и вместе с тем так просто, так назидательно и вместе с тем так увлекательно проповедовать, как проповедовал св. Иоанн Златоуст, мог только он один, и даже до настоящего времени, несмотря на преполовившуюся вторую тысячу лет с той поры, как смолкли златые уста вселенского святителя, он остается в этом отношении непревзойденным. Блестящие по внешности его проповеди, представляющие в большинстве случаев истолкование Священного Писания, замечательны по тому чистому евангельскому духу, который проникает их насквозь. Св. Иоанн Златоуст – проповедник чистого, беспримесного христианства, подлинного Евангелия: недаром сказано, что уста Златоустовы суть уста Христовы. Вместе с тем проповеди Златоуста обнаруживают такое изумительное знание души человеческой, всех тайных изгибов человеческого сердца, что они оставляют слушателя или читателя их безответным, прямо покоряют и пленяют его. В чем же заключается тайна этого неподражаемого красноречия, где ключ к разгадке столь удивительного проповеднического таланта? Не в одних, конечно, природных дарованиях, которыми щедро наградил Бог св. Иоанна Златоуста еще от юности и которые он, как раб благий и верный, приумножил своим рачением и трудом, и не в школе и ее упражнениях, которые он проходил до своего возраста. Мы знаем и других одаренных от природы и прошедших ту же риторскую школу отцов и учителей Церкви, но в их проповедях больше искусства, а меньше простоты, задушевности и глубокой назидательности, чем в проповедях св. Иоанна Златоуста. А тайна единственного и несравнимого красноречия Златоуста заключается в его любви к своим слушателям, в той глубокой нравственной связи, в какой он находился со своею паствою. «Вы всё для меня, — исповедовался он однажды перед народом, – если бы сердце мое, разорвавшись, могло открыться перед вами, вы бы увидели, что вы все там пространно помещены: жены, дети и мужчины» (Беседа на кн. Деяния Апостолов). Он принял всем сердцем заповедь Спасителя об отношении доброго пастыря к своим овцам, то есть не о внешней только принадлежности пастыря к овцам, но о такой внутренней связи с ними, чтобы она приближалась, если не прямо переходила, в существенную. А любовь делает человека и без природных дарований красноречивым, особенно если она видит того, кого любит, в опасности, какой, с христианской точки зрения, является единственно потеря спасения. Она же заставляет любящего делиться с любимым содержанием своей духовной жизни. Подобно тому, как Отец любит Сына и показывает Ему все, что творит Сам (Ин. V, 20), так и просветленный и расширенный любовью дух человеческий естественно изливает свою полноту далеко за пределы своего личного бытия. Но нелегко стяжать дар любви. Это превосходнейший путь (1 Кор. ХII, 31), и нужно пройти всю скалу добродетелей, действительно сделаться святым, чтобы стяжать эту жемчужину. И прежде всего нужно иметь ту непоколебимую веру, которой обладал св. Иоанн Златоуст и которая граничит у него с видением. Св. Иоанн Златоуст не догматист вообще; он тайны веры не исследует, но под всеми его писаниями, как непоколебимое основание и глубочайший родник, из которого текут реки его наставлений, кроется его глубокая вера в основные догматы христианского учения. Можно с несомненностью сказать, что для него мир невидимый, духовный был несравненно реальнее, чем мир видимый, чувственный, и весь порядок созерцания был у него обратный, чем у нас, находящихся во власти внешних чувств и конкретных понятий. Затем нужно стяжать его безграничное милосердие и любовь к меньшим братьям Христовым, то есть нищим и всякого рода нуждающимся, для которых так много сделал Иоанн Златоуст своими проповедями и которым он отдавал буквально все, что имел.
Велик Иоанн Златоуст в своей жизни, но велик он и в самой своей смерти, последовавшей, как известно, в изгнании после того, как он занимал важнейший престол Восточной Церкви, столичную кафедру. «О Иоанн!» – воскликнем мы вместе со св. Проклом. Жизнь твоя поистине была исполнена скорби, но смерть твоя почетна, гроб твой славен, награда твоя велика! Трогательна кончина св. Иоанна Златоуста, которую мы ныне вспоминаем, и глубоко назидательно то предсмертное наставление, которое он преподает всем нам в своих последних словах: «Слава Богу за всё». Несомненно, и мы благодарим Бога за то, что Он даровал Своей Церкви такого святителя, ибо справедливо сказал один церковный писатель, что нет такого бесчувственного человека, который бы не возблагодарил Провидение, даровавшее миру столь блистательное светило. Будем же назидаться его бессмертными творениями, ибо не знать столь прекрасных творений, по выражению того же писателя церковного, то же значит, что не видеть солнца в самый полдень. Близко примем к сердцу его главнейшие заветы: изучение слова Божия, упражнение в молитве и милостыню – эту «царицу добродетелей». А о нем самом пребудем в той уверенности, что его небесной славе всегда будет отвечать его вечная слава на земле, согласно псаломскому слову: В память вечную будет праведник (Пс. СХI, 6).
Аминь.
Священномученик Анатолий, митрополит Одесский,
Православие.ru
