Священник Константин Камышанов о подвиге и мотивах новомучеников и о том, как их жизни переплетаются и перекликаются с нашими.
Всякий раз, проезжая мимо памятника Ленину в Рязани, я молю Бога:
— Стукнул бы Ты его молнией! Дай моим глазам увидеть изверга в земле.
Однажды, в него, в самом деле, что-то ударило во время летней бури. В сквере, что рядом с ним, упали бетонные фигуры девушек с веслом. В девяностых годах Ильича даже снимали и отвозили прочь, а на месте медного упыря ставили крест. Понятно стало что, Бог не спешил с молнией, а ждал, когда мы это сделаем сами. Прошло несколько лет и рязанцы снова подняли идола на прежнее место, снова у его ног цветы, трибуны и пионеры. Фигуру признали частью культурного наследия России. Бетонных болванов тоже поставили на место, подмазывали, красили серебряной краской, но потом все-таки прибрали.
Недалеко от площади Ленина расположен Казанский монастырь. Там коммунисты организовали один из первых концлагерей. Еще ближе находится Лазаревское кладбище. Наш знаменитый о. Авель Македонов рассказывал, что когда он был маленький, то его как и весь город, держали в страхе ночные грузовики, свозившие туда несчастных на расстрел. Ночью строчили пулеметы, а днем школьник Коля Македонов собирал записки с последним приветом родным…
Расстрелянные монахи Мгарского монаятыря. Обувь забрали палачи
Этот город можно листать как книгу. Но сам город сегодня листает каналы телевизора. Там марш согласных и несогласных, подлецов и неподлецов, которым кажется, что они нашли рецепт для больной России. Но их рецепты — это лекарство от симптомов. Ключевым моментом нашей истории является семнадцатый год и яростная горячка борьбы с Богом и Его людьми. Ничего и никогда у нас не изменится, если мы не вылечимся от чумы коммунизма, от привитой ненависти на небо и на землю.
К сожалению, история Российской Федерации сегодня начинается в 1941 году. Архивы вновь закрыты, тема революции и красного террора почти табу. С чего бы это? С того, что мы видим попытки возвращения СССР. Уже написаны иконы Сталина. Говорят, что есть даже икона Брежнева. Встает модель государства более бездарная, чем СССР, уродливая и пошлая. Всерьез обсуждается возвращение Волгограду имени Сталина, мучителя народов, собственной рукой подписывавшего расстрельные приговоры христианам.
Никита Хрущев или Ленин хоть врать умели, а сегодняшние просто молча падают, куда падается. А их оппозиционеры такие же, если не хуже.
Говорят, что коммунисты просто строили Россию после гражданской войны и разрухи. А геноцид нашего народа? А убийства цвета нации, в том числе священников, это что просто так? Что это за вера и что это за «святые» приносящие такие жертвы?
Это только репрессии против духовенства. На нем не изображены миллионы умученных голодомором и войной.
Можно было бы отписаться словами русского поэта-классика Николая Некрасова из его поэмы «Кому на Руси жить хорошо»:
Люди холопского звания
Сущие псы иногда:
Чем тяжелей наказания,
Тем им милей господа
Это имеет место, но не вскрывает суть проблемы. К тому же большая часть русских людей просто честные труженики, никаким боком не имеющие отношение к государственной политике. Корень тяжелого нестроения внутри России мы можем увидеть, изучая опыт новомучеников. И это не праздный интерес. На стенах монастыря, в котором я служу то и дело появляются слова, выведенные черной краской:
— Попы — убийцы
— Смерть попам!
Что бы это значило? Кого попы убили?
Врата Спасского монастыря города Рязани. 2012 год
То есть, сейчас в Рязани живет человек, который с радостью убил бы меня, священника, если бы ему за это ничего не было. Сейчас он боится и ждет расправы со мной за веру, за Христа, за службу людям. Это совсем не вчера.
В Кремле на территории нашего монастыря было кладбище, которое коммунисты бульдозерами сровняли с землей. Мы там поставили крест. Братия видела, как одна из свадебных компаний поставила на полочку с лампадой памятного креста пластиковые стаканчики с вином. Несколько дней назад простые и веселые девушки делали у Креста па танцовщиц шеста.
Поэтому память новомученников сегодня так же актуальна, как пятьдесят лет назад. Дети и внуки революционных матросов и чекистов никуда не делись. Они живут рядом, вместе с нами. Недаром закрыли архивы. Коммунисты так и не извинились за террор и ошибки перед русским народом. Мы сами потомки либо тех, кто гнал праведников, либо отворачивался, боялся и молчал. Поэтому интерес к исповедникам — не отвлеченный долг благодарности, а, возможно, школа на будущее.
Человек — наиболее совершенное подобие Бога, поэтому лучше всего читать ответ о небесном лекарстве для России, написанный духом людей, любивших Бога. Таких людей к концу тридцатых годов почти не стало. Нам остались их могилы, разрушенные храмы и записи допросов. Со их страниц нам слышен голос исповедников. Читая текст бесед мучеников со следователем, можно задаться резонным вопросом:
— А в чем суть их мученичества? Ведь на допросе не просили отказаться от Христа, совершить кощунство или принести жертву Ленину?
Вот, греческие новомученники прямо и смело шли к бесерменам и ругали их веру, хвалили Христа и сами искали крест. Всех наших смелых христиан избили до двадцать первого года. Остались тихие, скромные и неприметные молитвенники, которым предлагали быть тайным агентом, отказаться от служения или стать просто лжесвидетелем. Что ж тут такого духовного? Гражданские статьи. Что они исповедовали? И ради чего они все-таки шли на смерть вслед за греками?
По-русски мученик — это тот, кто принял мученичество, то есть тот, кого мучили, причиняли боль. По-гречески мученик — «мартирос» — свидетель. Тут сделан акцент на ином качестве подвига, на свидетельстве. Святой мученик свидетельствуют жизнью о том, что есть ценности выше самой жизни. Это кажется невероятным: что-то может иметь большую цену, чем радость свободы семьи, и всей поэзии жизни, данной нам Самим Богом. Разве для того нас призвал из небытия Творец, чтобы мы бросили дар жизни к ногам энкаведешника и позволили ему стереть нас в лагерную пыль? Жить хотелось, но они выбрали смерть.
Митрополит Петр Полянский писал властям с просьбой послать его хотя бы в лагеря:
«Я постоянно стою перед угрозой более страшной, чем смерть. Меня особенно убивает лишение свежего воздуха, мне ещё ни разу не приходилось быть на прогулке днём; не видя третий год солнца, я потерял ощущение его. … Болезни все сильнее и сильнее углубляются и приближают к могиле. Откровенно говоря, смерти я не страшусь, только не хотелось бы умирать в тюрьме, где не могу принять последнего напутствия и где свидетелями смерти будут одни стены».
Можно сказать много слов, но поступок выбора между жизнью и смертью — самое сильное доказательство. Сильнее аргумента нет.
Что же мы видим из допросов? Я нашел допрос наших сельских спас-клепиковских старух в 1929 году. Они просто молились, никого не трогали, собирались в доме у одной женщины, пока к ним не был подослан агент. Главным доказательством «шпионской» стало наличие в доме у одной из старух… противогаза. Семь человек были арестованы и стерты в пыль. В пыль стерли так основательно, что спустя восемьдесят лет никто их и не вспомнил из односельчан.
Они пропали за любовь к службе. А так как служба — это содействие с Богом, а молитва — беседа с Ним, то пропали, можно сказать, за любовь к Богу. Они не хотели и не могли любить бога иного.
Из архивов: «…клирик Знаменской церкви у Крестовской Заставы Толузаков, дал показания против арестованного священника, заявив, что отец Георгий, посещая разные церкви, вел антисоветскую агитацию. «На мои предложения, — заметил свидетель, — о том, чтобы он начал писать музыку для песен на социалистические темы, он брезгливо ответил, что он «идейный и правоверный священник-христианини продаваться не намерен, хотя ему и предлагали это». Прямо как в псалме 136 «На реках Вавилонских»
На реках Вавилонских, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе.
На вербах среди него мы повесили органы наши.
Ибо там спрашивали нас пленившие нас о словах песней и уведшие нас о пении: «Воспойте нам (что-либо) из песней сионских!»
Как запоем песнь Господню на земле чужой?
Если забуду тебя, Иерусалим, да будет забыта десница моя!
Прилипни язык мой к гортани моей, если я не буду помнить Тебя, если не поставлю Иерусалима, как верх веселия моего!
Для них СССР был Вавилоном. А Ленин — явным слугой антихриста. Они не могли даже из страха смерти обозначить своей любви или даже терпимости к врагам Христовым и пострадали за целомудрие и любовь к Богу истинному и живому.
Другие пропали за то, что никого не выдали. То есть сгинули за любовь к людям. Человек принимал для себя решение быть порядочным даже до смерти. Принять такое решение душе, не укорененной в Боге, невозможно. Пример такой стойкости колоссален в плане воспитательного примера для всех, кто находился рядом с мучениками.
Нельзя сказать, что концлагеря были подчинены нравственному авторитет у христиан-исповедников. В них, разумеется, царила уголовно-большевисткая атмосфера. Как и сейчас, так и тогда в тех тюрьмах и зонах христиане не определяют и не определяли ход жизни и неформальный уклад жизни зоны.
Нельзя сказать, что следователи и палачи переменились, общаясь с Павлом Груздевым или Иоанном Крестьянкиным. Нет. Переменились те счастливцы, рядом с которыми жили и спасались эти святые люди. Сила христианства в умирающих зернах, падающих на пустое место и прорастающих некоторое время спустя в поле зрелых колосьев. Римская империя стала полем Божиим через триста лет исповедничества. Нам удалось увидеть первые всходы после восьмидесяти. Мученики — столпы веры и Церкви.
Вот как сеялись эти зерна.
Как описывал священник Михаил Польский, бежавший в 1930 г. из СССР, сначала предлагалось дать просто подписку «честного гражданина Советской Республики» с обязательством доносить «о всяком случае контрреволюции», затем, через некоторое время, следовало уже требование дать вторую подписку: обязательство исполнять все распоряжения ГПУ. В конечном итоге все сводилось к тому, что для того, чтобы не сесть самому, надо было сажать других, причем делать это столь усердно, чтобы у хозяев из Госбезопасности не возникало сомнений в полезности своего секретного сотрудника.
В течение долгого времени преподобномученика Феодора Богоявленского (день памячти19 июля) вызывали на допросы ночью, не давали спать днем, а на допросах беспощадно избивали. От священника требовали, чтобы он назвал всех своих духовных детей и людей, с которыми близко общался.
«С декабря 1940 года по день вашего ареста чем вы занимались?» — спросил его следователь. «Через своих знакомых, проживавших в Москве, а также через свою сестру я получал работу по графике, ретушировке портретов и тому подобному, этим и занимался». — «Значит, вы утверждаете, что с декабря 1940 года по день вашего ареста занимались художественной работой, которую получали через своих знакомых?» — «Да, это именно так». — «Назовите ваших знакомых, которые давали вам художественную работу».
Отец Феодор отреагировал на это предложение следователя столь решительно, что тот не посмел записать его слов, а вместо них написал: «На этот вопрос обвиняемый дал контрреволюционный ответ, и я его не записал».
А вот фрагмент допроса и ответ на предложение стать осведомителем другого священномученника Николая Тахтуева. Вряд ли он предполагал, что не так скоро, но все-таки падет советская власть, и мы, ему совершенно неведомые христиане, прочтем его слова вслух:
«Гражданин начальник! — писал он. — Разрешите мне объясниться с Вами письменно, я говорить много не умею по своей необразованности. Что вы от меня требуете, то я сделать не могу. Это мое последнее и окончательное решение. Большинство из нас идет на такое дело, чтобы спасти себя, а ближнего своего погубить — мне же такая жизнь не нужна. Я хочу быть чистым пред Богом и людьми, ибо, когда совесть чиста, то человек бывает спокойный, а когда не чиста, то он не может нигде найти себе покоя, а совесть у каждого человека есть, только она грязными делами заглушается, а потому я не могу быть таким, каким Вы бы хотели…»
Вторая грань подвига новомучеников — это глубокая порядочность и цельность личности. Цельность в том, что они, выбрав Бога основой своей жизни, полагали, что вся их жизнь, вплоть до мелочей — это исповедование Бога делом. Таким образом, причиной их гибели стали два слагаемых. Первое слагаемое — это чистая любовь к Богу, а второе — верность Богу, проявляемая в любви к людям. Самую простую и обычную жизнь они понимали как свидетельство верности.
Часто кажется, что европейские добродетели — это естественные вещи, взявшиеся ниоткуда сами собой и понятные каждому нормальному человеку. Но это далеко не так. В других частях света добро и зло, порядочность и подлость, милосердие и жестокость выглядят совершенно не так, как у христиан. Наши добродетели есть производные от веры в Христа. И самое интересное, что они имеют обратную силу — индуцировать веру. Если человек честный, милосердный и умный, то рано или поздно он приходит к Богу. Или его предки были угодниками Божиими и он еще не успел растерять добрый обычай. Сохранение и исповедование христианских добродетелей — огромная заслуга всех праведников.
Советская власть совершила фатальную ошибку. Она срубила дерево Церкви и не выкорчевала побеги, присущие христианскому миру. Она должна была и рассчитывала при помощи науки создать самодвижущихся зомби. Для этого держали и не трогали таких ученых, как Павлов, ожидая, что он найдет секреты воздействия на подсознание и инстинкты. СССР при помощи Крупской пытался извратить детство и школу. Большевики хотели желал превратить любовь в стакан воды и упразднить семью, как о том мечтал Карл Маркс.
Они многого хотели выполнить из того что написал безумный и жестокий бухгалтер. Если бы они были последовательными марксистами, они бы довели дело до конца. Но они струхнули с таким человеческим гнильем остаться один на один среди мощных и воинственных соседей. И когда это зашло слишком далеко, коммунисты догадались, что это путь к самоубийству страны.
Участники Коминтерна
Им пришлось сделать ставку на те человеческие качества, которые составляли основу христианского государства. Это было роковой ошибкой. Эти побеги восстановили ствол. Произошла обратная индукция. Любовь, дружба, семья, жертвенность не может быть мотивирована дарвиновским процессом и диалектикой. Все эти свойства имеют объективною ценность только в вере и Боге. И вера пришла.
Александр Шмеман недоумевал, когда ему прислали из СССР киноленту «Москва слезам не верит», в чем смысл этой посылки. Она ему показалась обычной дешевой мелодрамой, которые Голливуд штампует сотнями. Однако для граждан СССР она была вехой того, что государство переносит свой взор с машиностроительных заводов, колхозов, буденовок, тракторов и окопов с умирающими героями на простого человека.
Вся эпоха шестидесятников — это время возрождения ценности и значения души обычного человека. Это советский Ренессанс личности. Возрождение иной этики, эстетики и морали не могло происходить в идеологическом советском вакууме. Я помню лекции по этике в нашем институте. Профессор говорил чудовищные слова о любви как о продукте биохимической реакции на раздражитель, возникающем в коре головного мозга.
Но на дворе стоял 1980 год, оставался только один шаг к вере, и он был сделан.
Советская власть, расправляясь с христианами, показала себя слабой и неуверенной в себе. Неужели эти тихие христиане были так уж опасны, чтобы нужно было их убивать без сопротивления? Коммунисты никогда не были уверены в своей правоте и поэтому так жестко расправились со слабым противником. Сильный так не делает. СССР всегда был труслив и лжив.
Вместо того чтобы казнить христиан публично, коммунисты, опасаясь возмущения народа, убивали их по-тихому, разыгрывали спектакль государственной измены. Но на самом деле всем было ясно, за что убивают верующих. За Христа. И наоборот, маленькие, тихие, скромные люди оказались сильнее государственной машины с ее железными кулаками, сапогами, наганами, самолетами и ракетами. Исторически христиане выиграли и увидели смерть СССР.
Мы, рассуждая о мученичестве, искренне недоумеваем: откуда у них взялись силы? Мы боимся Христовых мук и с ужасом думаем: «Да, им помог Христос», как о лотерее. Кому помог, а кому не помог. Им помог, а поможет ли лично мне быть таким стойким? И думаем: «Навряд ли». В самом деле, роза не растет на асфальте. Она поднимается с клумбы. Клумба — это праведность. Из допросов не видна жизнь праведников до ареста. Но если вчитаться в житие, то мы легко заметим как потихоньку, в течение всей жизни наполнялось их сердце благодатью и силой.
Исповедник Петр Великодворский с матушкой. Село Пятница Владимирской области
Праведность и милосердие — это не мешок с дыркой на плечах и не тыщи поклонов в день, а прежде всего радость. Жизнь с Богом — это сочетание нашей жертвы и обратный ток благодати, входящей в нас от Бога.
Многие изографы пишут Христа на иконах в муках боли или как бы уснувшего, потому что большая часть из нас хорошо знает, что такое боль, но очень плохо разбирается в радости. Христос на кресте был мучим страшной болью. И мученики Христовы были подвергаемы страшным муках, в которых многие из них, вместе с тем, испытывали божественный восторг, устраняющий боль и ужас смерти.
В графике это должен быть божественный покой лучезарного Бога. Наши мученики — не мазохисты. Мазохист ищет боль, и она ему доставляет какое-то болезненное удовлетворение. А мученики шли ко Христу не болезнью, а увлекались радостью и благодатью, затмевающими страдания.
Христос на кресте кроме боли испытывал восторг любви, так же, как и светлые добропопобедные отцы. Эта Христова радость была не просто дана мученикам по ходу дела. Она исподволь рождалась и возрастала в течение всей жизни. От доброго дела к доброму делу. От честного поступка к честному поступку. Так незаметно тчется ткань праведности. Так постепенно очищается сердце. А чистое сердце умеет видеть Бога, и ничего лучшего ему не надо. Тогда человек попадает в пространство любви, из которого никто уже никогда выйти не желает. Зачем мир, если в нем грустно и скучно?
Опыт новомучеников — отличное свидетельство преимущества радости общения с Богом по сравнению с любой другой. В конечном итоге, духовная победа, купленная ценой смерти, — это сильнейшее свидетельство существования Бога.
Новомученики жили так же просто, как и мы. Часто очень бедно. По сравнению с ними мы живем прекрасно. Для них были такие же очереди в магазинах и больницах. Они так же несли службу. Но в отличие от нас жизнь в миру они восприняли как служение. Опыт российских новомучеников уникален тем, что они, выйдя из ограды Церкви в мир, поэтизировали мир, показали, что вся наша, казалось бы, простая жизнь на самом деле часть Литургии — общего дела с Богом. Это открытие — как великое открытие в науке. Нам стало ясно, что у нас нет оправдания в неправедности. Мы теперь не можем сказать:
— Хорошо им, монахам. Сидят себе и молятся, спасаются. Нет у них ни хлопот, ни забот, молись да молись. А мы люди грешные, нам бы только у ворот Рая постоять или в аду найти место получше.
Конечно, есть еще много поводов к прославлению новомучеников, собранных честными отцами. Никодим Святогорец приводит пять причин, по которым Богу угодно, чтобы «новые мученики являлись в наше время».
«Во-первых, дабы обновлялась вся православная вера. Во-вторых, дабы маловерные не имели оправдания в Судный день. В-третьих, дабы мученики служили славой и украшением Церкви Православной и свидетельством против еретиков и их посрамлением. В-четвертых, дабы служить примером долготерпения для всех православных христиан, страдающих под тяжким игом тирании», то есть от тиранической власти — такой, как турецкое иго. «И в-пятых, дабы они вселяли мужество и стойкость в сердца всех христиан, принуждаемых обстоятельствами к принятию мученичества, особенно же тех, которые были на грани отступления от православной веры, дабы те следовали их примеру».
Я остановился на уроке, не вошедшем в эти пять пунктов, но очень важном для современной России и особенно для мирян — понимания ценности и благодатности спасения в миру.
По моим проектам сделано 12 новых церквей в Рязани. Но ни одной из них нет в честь новомучеников. Настоятели и спонсоры живут насыщенной духовной жизнью, в которой, как оказывается, нет места новомученикам и их опыту. А мне бы очень хотелось построить такой храм и вместе с братией сотворить там Литургию. Вместе с нашей монастырской братией и братьями, возлегшими на персях Господа посреди Рая.
Отец Авель Македонов мечтал увидеть открытым наш кремлевский Христорождественский собор и припасть к мощам нашего первосвятителя Василия Рязанского. И увидел, и припал. А мы просим у Бога:
— Дай нам увидеть русскую землю без идола-душегуба Ленина!
Лагерная кружка новомученника Петра Великодворского
