Священномученик Иларион. 10 марта 1923 года. |
«Другие не придают никакого значения снисшествию Сына Божия и домостроительству Его воплощения, которое апостолы возвестили и пророки предсказали, что через это должно осуществиться совершенство нашего человечества. И такие должны быть причислены к маловерам». Такие слова читаем мы в недавно открытом в Эривани на армянском языке сочинении св. Иринея Лионского «Доказательство апостольской проповеди» (гл. 99). Эти слова великого церковного богослова II века, снова раздавшиеся уже в нашем ХХ веке, не содержат ли в себе некоторого укора и обличения для современного религиозного сознания? Ведь какое множество людей должно теперь причислить к маловерам за то, что они слишком умаляют значение «домостроительства воплощения» и даже готовы не придавать этому воплощению никакого значения? Ведь для современного религиозного сознания особенно характерно то, что оно желает быть христианским без Христа, Сына Божия. Ему нужно христианское учение, но оно мало знает воплотившегося Сына Божия. Вся сущность дела Христова исчерпывается Его учением, и Он Сам лишь «великий учитель» наряду с Буддой, Сократом, Конфуцием, Толстым. «Я,— пишет Толстой в предисловии к женевскому изданию «Краткого изложения Евангелия»,— смотрю на христианство, как на учение, дающее смысл жизни… а потому для меня совершенно все равно: Бог или не Бог был Иисус Христос». Несмотря на такое пренебрежение Толстого к личности Христа Спасителя, его многие готовы, однако, считать «истинным христианином». Значит, недорога таким людям Божественная личность Спасителя и не отзывается болью в их сердце кощунственное низведение их Спасителя в разряд простых людей, хотя бы и великих?
Современное сознание, насквозь пропитанное интеллектуализмом, губительно для живой веры в воплотившегося Сына Божия; оно именно заставляет подменять Христа, Сына Божия, человеком Иисусом из Назарета. У нас христианским исповеданием называется и протестантство, но это исповедание, наиболее подходящее к мировоззрению современного европейца, почти совсем уже потеряло веру в Божество Спасителя, в воплощение Сына Божия на земле. Более половины немецких пасторов считают возможным оставаться в своем звании, отрицая Божественное достоинство Христа, не веруя в воплощение на земле Сына Божия.
Может быть, не менее печально, что воплощение Сына Божия мало ценит и наша школьная догматика в своих учебных руководствах. Наша догматика умеет так представить дело нашего спасения, что оно оказывается не стоящим ни в какой связи с воплощением.
«Человечество в грехопадении прародителей безмерно оскорбило правосудие Божие и не могло удовлетворить этому правосудию, пока Христос, Сын Божий, пострадав на Кресте за грехи всего мира, удовлетворил правде Божией, примирил людей с Богом и избавил их от греха, проклятия и смерти». До сих пор еще учение о спасении в учебниках догматики излагается приблизительно в таком виде. Не говоря уже о том, что подобное учение всецело создано чуждым Церкви юридическим жизнепониманием католической схоластики, мы не можем не заметить, что самый факт воплощения Сына Божия как бы замалчивается и о значении этого факта не говорится.
Для юридического представления нашего спасения нужен только Крест и страдание, а не воплощение; ему нужна лишь страшная Голгофа с померкшим солнцем, трепещущей землей, раздирающейся завесой, а не мирный Вифлеем с Небесными хорами Ангелов, воспевающих: Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение! (Лк. 2, 14).
Не так учит о спасении Церковь и ее величайшие богословы, именуемые «отцами Церкви». Говоря о спасении, они прежде всего вспоминают воплощение. Уже из приведенных слов св. Иринея можно видеть, какое значение имеет домостроительство воплощения. Именно через это воплощение должно осуществиться совершенство нашего человечества. Для этого совершенства вовсе недостаточно одного учения, хотя бы и христианского. Человечество нужно не только научить, но и дать ему силы для нравственного совершенства, которых оно, расслабленное грехом, не имеет. «Наш неизменный Колумб всех открытых Америк» (как назвал Толстого В. С. Соловьев) думал, что, повторяя давно известную проповедь о любви, можно пересоздать мир, и однако он не пересоздал жизни даже самых близких к себе лиц. Человек умом признает, что закон Божественной любви высок и хорош, но он не будет находить в своей греховной природе сил для осуществления этого закона; наоборот, постоянно будет видеть в себе иной закон, противовоюющий закону его ума, и ему останется только вместе с великим апостолом воскликнуть: «Несчастный я человек!» (см.: Рим. 7, 24). Совершенно безумна мысль спасти человечество одним учением. Уж сколько раз твердили миру различные учения, да только все не впрок. И когда на Христа начинают смотреть лишь как на учителя, то лишают все христианство всякой жизненной силы и жизненного значения. И слово Божие, и писания святоотеческие настаивают на том, что Христос есть воплотившийся Сын Божий, Единосущный Богу Отцу. Без воплощения Сына Божия невозможна новая жизнь человечества. Любовь Божия к миру в том и открылась, что Бог послал в мир Единородного Сына Своего, чтобы мы получили жизнь через Него (1 Ин. 4, 9). Бог даровал нам жизнь вечную, и эта жизнь в Сыне Его. Вот почему имеющий Сына (Божия) имеет жизнь; не имеющий Сына Божия не имеет жизни (1 Ин. 5, 11–12). Христиане — новая тварь (2 Кор. 5, 17; Гал. 6, 15), и дело Христа — создание именно этой новой твари. Чем же создана эта новая тварь из «ветхого человека»? Она создана воплощением на земле Единородного Сына Божия и Его вочеловечением, как исповедуем это мы и в Символе веры, а не одним только учением Иисуса Христа. Древнецерковные писатели даже утверждают, что учение Христа ничего существенно нового, сравнительно с Ветхим Заветом, в себе не заключало. Новое в Новом Завете есть именно самое воплощение Сына Божия. «Читайте,— пишет св. Ириней Лионский,— внимательнее данное нам апостолами Евангелие, и читайте внимательнее пророков, и вы найдете, что вся деятельность, все учение и все страдание Господа нашего предсказано ими. Если же у вас возникнет такая мысль, и вы скажете: «Что же нового принес Господь пришествием Своим? То знайте, что Он принес все новое тем, что Он, возвещенный, принес Себя Самого. Ибо это самое и было предсказано, что придет новое, что обновит и оживотворит человека… Он принес Себя Самого и даровал людям возвещенные прежде блага, в которые Ангелы желали приникнуть» (Против ересей. IV, 34, 1). «Сын Всевышнего стал Сыном Человеческим для того, чтобы человек сделался сыном Божиим» (III, 10, 2). «Слово Божие Иисус Христос, Господь наш, по неизмеримой благости Своей сделался тем, что и мы, дабы нас сделать тем, что есть Он» (V. Предисловие). «Иисус Христос Сын Божий по превосходной любви к Своему созданию снизшел до рождения от Девы, через Себя Самого соединяя человека с Богом» (III, 4, 2). «Слово Божие сделалось Человеком, уподобляя Себя человеку и человека Самому Себе, дабы через подобие с Сыном человек стал драгоценен для Отца» (V, 16, 2). «Что совершилось на Господе, совершится также и на нас, так как Тело следует за своею Главою» (IV, 34, 4). Творение становится сообразным и сотелесным Сыну Божию. Тварь принимает Слово и восходит к Нему, превосходя Ангелов и делаясь по образу и по подобию Божию (V, 36, 3). В таких словах излагает св. Ириней свое учение о спасении. Спасение есть именно пересоздание самой природы человеческой посредством воплощения Сына Божия, благодаря которому природа человеческая получила новые силы, сделавшись причастной к жизни Божественной. Наряду с этим св. Ириней выражает непреклонное убеждение в том, что никаким иным путем, кроме воплощения Сына Божия, спасение не могло быть совершено. «Мы никак не могли бы получить нетление и бессмертие, если бы не были соединены с нетлением и бессмертием. Но как мы могли бы соединиться с нетлением и бессмертием, если бы наперед нетление и бессмертие не сделалось тем, что и мы, чтобы тленное поглощено было нетлением и смертное бессмертием, дабы мы получили усыновление?» (III, 19, 1). Если бы не Бог даровал спасение, то мы не имели бы его прочно, и если бы человек не соединился с Богом, он не мог бы сделаться причастным нетления (III, 18, 7). Отрицающие воплощение и утверждающие, что Христос был только просто человек, родившийся от Иосифа, устраняют человека от восхода к Богу (III, 19, 1). Следовательно, всякое совершенствование человека в основе своей имеет именно воплощение Бога на земле.
Так веровала и исповедовала Церковь, так учили ее выдающиеся богословы. И понятно, какую опасность увидели святые отцы Церкви для религиозно-нравственной жизни человечества, когда арианство выступило с учением о том, что Сын Божий есть не Бог, Единосущный с Богом Отцом, а есть лишь тварь. Величайшие богословы золотого IV века восстали против учения Ариева, восстали именно на защиту воплощения Сына Божия, которое было необходимо для религиозного идеала Церкви, ибо все церковные люди всегда жили и живут упованием на обновление в них падшего Адама, на обожение природы человеческой. Этот религиозный идеал Церкви и высокое церковное чаяние в корне подрывалось арианским лжеучением, которое не считало Сына единосущным Отцу, а следовательно, не признавало и воплощения Бога на земле. Для отцов Церкви ариане прежде всего были людьми, отрекшимися от великого и неизменного религиозного идеала Церкви, который для своего осуществления непременно требует воплощения Бога на земле для пересоздания природы человеческой. Религиозный идеал ариан и других еретиков, отрицавших Божество Христа, святым отцам Церкви представлялся всегда бедным и жалким в сравнении с идеалом Церкви.
«Подлинно нищ и разумением, и надеждою, и делом — признавший Христа простым человеком и с такою нищетою веры приобретший на Него надежду»,— говорит св. Епифаний Кипрский о евионеях (Панарий. 31, 17). «Кто исповедует Господа нашего Иисуса Христа Сына Божия, тот причастник блаженства, а кто отрицает Сына Божия, тот беден и жалок»,— пишет св. Кирилл Иерусалимский (Слово. 11, 3). «Как не тварью созданы твари, так тварь никогда не может быть спасена тварью» (Панарий. 31, 17).
«Если бы Сын был тварь, то человек все еще оставался бы смертным, не сочетаваясь с Богом, потому что тварь не сочетавала бы тварей с Богом, сама требуя для себя сочетавающего; и одна часть твари не могла бы служить спасением для всей твари, сама имея нужду в спасении» (Афанасий Великий. Против ариан. Слово второе. 69). «Какое значение может иметь тварь для нашего спасения? Что сделает тварь для твари? Что пользы тварям от твари?» (Епифаний Панарий. 69, 36).
Когда Модест старался склонить к арианству Василия Великого, тот, по сообщению Григория Богослова, ответил: «Я не могу покланяться твари, имея повеление стать богом» (Григорий Богослов. Творения. Т. 4. С. 83–84)1. Эти слова Василия Великого могла повторить и вся Церковь Христова; она отвергла арианство именно потому, что не хотела принижать своего высокого религиозного идеала — обожение человечества через воплощение Сына Божия. Этим именно идеалом одушевлен был в своей героической борьбе против арианства св. Афанасий Великий, за него он страдал в изгнаниях, терпел клевету и Церковью наименован Великим. Церковь, дорожившая своим идеалом, не уступала еретикам даже одной йоты, которой в греческом языке Единосущный (омоусиос) отличается от подобосущного (омиусиос). Присутствие этой йоты делало еретиком и лишало надежды на спасение, ибо подменяло воплощение Сына Божия рождением твари, хотя бы и высочайшей из всех. Для Церкви не только не было совершенно безразлично: был ли Христос Богом или нет, но она считала ниспровержением «всей силы Евангелия» (Василий Великий) непризнание Его полного и совершенного единосущия по Божеству Богу Отцу. Ариане — не христиане. «Называющие ариан христианами находятся в великом и крайнем заблуждении, как не читавшие Писаний и вовсе не знающие христианства и христианской веры. Поистине это значит то же, что и Каиафу называть христианином, Иуду предателя сопричислять еще к апостолам, утверждать, что вместо Спасителя испросившие Варавву не сделали ничего худого, доказывать, что Именей и Александр — люди благомыслящие и апостол лжет на них. Но христианин не может выслушать этого терпеливо; и кто отваживается говорить это, о том никто не предположит, что в здравом он уме» (Афанасий Великий. Против ариан. Слово первое. 1–2).
С такою решительностью отвергнуто было арианство именно потому, что сущность дела Христова, сущность самого спасения древняя Церковь усматривала не в учении, а в обновлении естества человеческого причастием его естеству Божественному в воплощении Единородного Сына Божия.
Такое именно учение о существе нашего спасения видим мы у всех знаменитейших отцов Церкви, которые вели догматическую борьбу с арианством. Они подробно раскрывают те мысли, какие мы видели уже во II веке у св. Иринея Лионского. Все они, говоря о спасении, прежде всего указывают на воплощение именно как на средство и основу спасения. «Господь принял на Себя наше и, принеся сие в жертву, уничтожил это и облек нас в Свое» (Св. Афанасий. К Эпиктету. 6). «Как Господь, облекшись плотью, соделался человеком, так и мы, люди, восприятые Словом, обожаемся ради плоти Его» (Его же. Против ариан. Слово третье. 34). «Слово облеклось в тварное тело, чтобы мы в нем могли обновиться и обожиться» (Его же. Против ариан. Слово второе. 7). «Оно соделалось человеком, чтобы в Себе обожить нас» (К Аделфию. 4). «Все мы оживотворяемся во Христе, потому что плоть наша есть как бы уже не земная, но со Словом приведенная в тождество Самим Божиим Словом, Которое ради нас “плоть бысть”» (Против ариан. Слово третье. 33). Св. Григорий Богослов говорит: «Дольний человек соделался богом после того, как соединился с Богом и стал с Ним едино, потому что препобедило лучшее, чтобы и мне быть богом, поскольку Он стал человеком» (Слово 29, 19). Для св. Григория Нисского «христианство есть подражание Божескому естеству» и «возведение человека в древнее благополучие» (К Армонию. Творения. Ч. 7. С. 217). «Естество наше опять возвращается в свое прежнее состояние» (Антирритик. 55). А это и совершается именно воплощением. «Слово, сущее в начале и у Бога, и Слово, Само сущее Бог, Который в последние дни посредством приобщения к уничиженности нашего естества соделался плотью по человеколюбию и, соединившись через оную с человеком, принял в Себя все наше естество, дабы через растворение с Божеским (естеством) обожествилось человеческое и начатком оных освятился вместе весь состав нашего естества» (Антирритик. 15). По учению св. Кирилла Александрийского, «Бог Отец благоволил возобновить все во Христе и воссоздать сотворенное в первобытное состояние, послал к нам с Неба Единородного» (Творения. Ч. 1. С. 119). Единородный Сын Божий и уничижил Себя для того, чтобы преобразить человеческую природу в Себе Самом первом и через Себя снова возвести ее в ту красоту изначальную (Толкование на Евангелие от Иоанна. Творения. Ч. 15. С. 97–98).
Наконец, св. Василий Великий указывает и еще одно значение воплощения Сына Божия. Он пишет о монахах: «Они-то ясно показали жизни человеческой, сколько благ доставило нам Спасителево вочеловечение, потому что расторгнутое и на тысячи частей рассеченное естество человеческое по мере сил своих снова приводят в единение и с самим собою, и с Богом. Ибо это главное в Спасителевом домостроении во плоти — привести человеческое естество в единение с самим собою и со Спасителем и, истребив лукавое сечение, восстановить первобытное единство: подобно тому, как наилучший врач целительными врачевствами вновь связывает тело, расторгнутое на многие части» (Подвижнические уставы. 18). По мысли св. Василия, главный плод воплощения — восстановление первобытного единства человеческого естества. Если восстановится это единство, то, значит, должно образоваться некоторое и внешнее соединение людей, ранее разъединенных грехом. Об этом единении людей говорил и Христос, указывая его идеал в существенном единстве Лиц Пресвятой Троицы: Да будут едино, якоже и Мы (Ин. 17, 11). Эти слова Христос сказал в той молитве, которую вознес Он Небесному Отцу пред Своими страданиями, не только за учеников и апостолов, но и за всех тех, кто уверует в Него по слову их. Следовательно, Христос молился о Церкви. Церковь именно есть то единство человечества, о котором молился Христос и о котором говорит св. Василий Великий как о едином естестве. Вот почему и можно сказать, что то «главное в Спасителевом домостроении во плоти», о котором говорит св. Василий, есть не что иное, как создание Церкви. Эту же мысль следует видеть и в словах Христа, сказанных в ответ на исповедание Петра. Симон Петр сказал: Ты – Христос, Сын Бога Живаго. Тогда Иисус сказал ему в ответ: …Я говорю тебе: ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою (Mф. 16, 16–18). На чем создана Церковь? На Петре, как утверждают католики? Но это не имеет никакого смысла. На исповедании Петра? Но ведь и бесы веруют (Иак. 2, 19), и они исповедали Христа, подобно апостолу Петру (см:. Mф. 8, 29; Мк. 1, 24; Лк. 8, 28), а, конечно, они не в Церкви. Основанием Церкви можно признать самое воплощение Единородного Сына Божия, которое исповедал апостол Петр по откровению Божию, а не по откровению плоти и крови. Это-то воплощение Сына Божия и лежит в основании Церкви.
Достаточно, думаем, показано, как церковная древность учила о воплощении Сына Божия. В этом именно воплощении усматривала она сущность дела Христова и существо нашего спасения. Современное религиозное сознание не придает, как сказано, никакого значения воплощению; но это сказано о религиозном сознании нецерковном. Пусть даже и школьное богословие принижает значение Божественного воплощения — Церковь и доселе учит о воплощении так же, как славные древние богословы. Через свое богослужение Церковь связана с веками расцвета богословия христианского. Все богослужение нашей Церкви насыщено теми же самыми идеями о воплощении Сына Божия, которые видели мы у великих святых отцов. Церковь и доселе неизменно поет о преобразовании человеческого естества, о его обожении причастием Божественному естеству в воплощении Сына Божия. В этом нельзя не убедиться, если прочитать догматические места из одной службы Рождества Христова, где воистину «православнаго богатство богословие» (На хвалитех — Слава). Вот эти места:
Днесь Бог на землю прииде, и человек на Небеса взыде (на литии стихира 2-я).
Да ликовствует убо вся тварь и да играет, обновити бо ю прииде Христос и спасти души наша (на стиховне — Слава).
Истлевша преступлением, по Божию образу бывшаго, всего тления суща, лучшия отпадша Божественныя жизни, паки обновляет Мудрый Содетель (канон Косьмы1, песнь 1, троп. 1).
Видев Зиждитель гиблема человека, руками егоже созда, приклонив Небеса сходит; сего же от Девы Божественныя Чистыя всего осуществует, воистинну воплощься (канон Косьмы, песнь 1, троп. 2).
Вочеловечься обновил есть нас (канон Космы, песнь 1, троп. 3).
Сообразен бренному умалению растворением, Христе, быв, и причастием плоти горшия, подав Божественнаго естества (канон Косьмы, песнь 3, троп. 2).
Рода человеча обновление… людей, обновление (ирмос 4 песни канона Иоанна2).
Весь же по нам обнищав и перстнаго от самаго единения и общения богосоделал еси (канон Космы, песнь 5, троп. 1).
Иже бе исперва к Богу, Бог Слово, ныне утверждает немощное древле… еже по нам существо, имже Себе вторым общением абие проявляя страстей свободное (канон Иоанна, песнь 6, троп. 1).
Богатство обожения носяй (канон Иоанна, песнь 7, троп. 2).
Желание получивше и Божия пришествия христокраснии людие сподобльшеся, ныне утешаются паки бытием (канона Иоанна, песнь 9, троп. 2).
Преславное таинство устрояется днесь, обновляется естество, и Бог человек бывает (26 декабря на стиховне стихира Иоанна монаха).
Уже эти дивные песнопения, полные глубокого догматического смысла, показывают, что в совершенном согласии с древнецерковной богословской мыслью Церковь Православная существо нашего спасения усматривает в обожении и обновлении нашего греховного естества воплощением Сына Божия. Спасение совершено воплощением, а не учением, как склонно мыслить насквозь рационалистическое религиозное сознание нашего времени. Церковь ведет именно к спасению, поставляя целью обожение. Отрицание этой цели, тесно связанное с отрицанием воплощения, лишает спасения.
Праздник Рождества Христова не есть воспоминание рождения на земле великого учителя в идиллической обстановке вертепа. Нет, это величайшее торжество о совершении великой благочестия (= религиозной) тайны: Бог явился во плоти (1 Тим. 3, 16).