На вершине Мунтиору – «Золотой горы», как называют ее местные жители, – стоит монастырь, куда стекаются паломники из всех уголков Румынии. Идут они туда не ради красот окружающей природы, а ради архимандрита Макария (Дешлиу), бесконечно любимого духовника, умеющего утолить душевную боль и вывести из отчаяния любого человека.
Он невысок и хрупок, глаза черные и живые, борода – белоснежная. Стоит взглянуть на его лицо, опаленное солнцем, руки, грубые и натруженные, рваную рясу, украшенную десятками заплаток, как сразу же понимаешь, как он мог воздвигнуть уже восемь храмов и монастырей.
Всё его существо излучает какое-то таинственное сочетание смирения и неутомимости. Когда видишь его снующим по двору, как веретено в руках крестьянки, трудно представить его спокойным, целыми часами кряду выслушивающим душевные терзания сотен верующих.
Это же ошеломляющее сочетание, думаю, является и признаком присутствия Духа Святого в сердце человека. Один только Он может дать человеку мир, не делая его безвольным, и смирение, не лишая крепости. А у отца Макария всё это имеется в изобилии. У него имеется и еще одно – ангельское отношение к человеку падшему, сердце милующее, понимающее немощь человеческую.
Мне не очень часто доводилось встречать батюшек, которые с первой же минуты запали бы мне в душу. Без слов, одной своей чуткостью, с какой он выслушивает меня, радостным блаженством, каким он наполняет маленькую келью, простыми и короткими кивками он обволок меня каким-то миром – улыбающимся, доверительным, способным преодолеть любое сопротивление.
Думаю, то же ощущают прежде всего его ученики и потому всегда тянутся к нему – рядом с ним жизненный крест становится легким, и ты уже можешь нести его с улыбкой на устах. На самом деле это тайна христианской жизни – любовь, которая открывается, распятая, для людей и Бога и может исполнить радостью любую беду.
Рай из Бисоки
Когда ему было всего несколько годочков, он впервые увидел епископа, служившего по какому-то случаю в их сельской церкви. Он и теперь хорошо помнит, что тот был старым, с длинной бородой и волосами белыми, как облачения. Ему показалось, будто он облачен в свет, будто это живая икона Отца Небесного, Каким он представлял Его себе в том возрасте. «Это было присутствие, от которого я пришел в трепет. У меня имелась тогда детская чистота, некая робость пред Богом. Я думал, что это Сам Бог, сошедший на землю, а себя ощущал грешником. Потому и убежал оттуда, чтобы не попасться ему на глаза».
Отец Макарий родился и вырос в горах Бузэу, в редкостном по красоте селе Бисока, расположенном прямо под солнцем, над миром. Дома там были рассыпаны по холмам, а люди на фоне гигантских холмов, окружавших их со всех сторон, казались крошечными.
“Когда я был маленьким, я видел Бога действующим. Я думал: какое же великое дело Он сделал, когда создал небо и землю, а особенно нас!”
В сокровенной школе природы сложилась и душа батюшки, здесь она научилась первому и самому важному восхищению человека – тому, какое нужно испытывать перед величием Божиим. «Когда я был маленьким, я видел Бога действующим. Я думал: какое же великое дело Он сделал, когда создал небо и землю, а особенно нас! И даже теперь, когда я уже стар, я всё смотрю на небо и думаю о том, что сделал Он и как Он дает нам и воду, и тепло, всё, что нам нужно, а мы всё-ё-ё ноем. Если Он дает нам дождь, то мы ноем, что сыро, если дает тепло, сердимся, что нет прохлады… А Он всё сделал с рассудительностью. Всё потому, что любил нас и любит: Он ведь создал нас по Своему образу и подобию».
«Когда я был ребенком, жизнь была трудной, ведь время было послевоенное. Нас было восемь братьев в семье, и ни у кого не было работы, ведь работа в селе была тогда только у учителя и полицейского. Всё. И люди были бедными… Мы пешком проделывали 50 км до города, чтобы продать что-нибудь. Даже не знали о машинах. Бежали от них, едва завидим, потому что не знали, что это такое. А теперь сидишь себе тут и разговариваешь с Америкой, с какой хочешь страной.
Но у таких нищих, какими они были, у тогдашних людей из моего села, была вели-и-и-кая вера, вера простая и очень сильная. Не было такого воскресенья или праздника, чтобы народ не пришел в церковь. Даже если перед этим приходилось простирнуть одежду, ибо другой не было, женщины приходили в церковь. Вера охладела во времена коммунистов».
Любовь к Богу, воссиявшая на небе его босоногого детства, подпитывалась и матерью батюшки, женщиной чистой, горячо любившей храм и обладавшей божественным голосом. «Я перенял великую веру от дедушки со стороны матери, который был дьячком, и мамы. Она никогда не ела до 10 часов утра, говорила, что в этот час причащается Матерь Божия на небесах. А потом со временем пост у нее растянулся до трех часов пополудни. До этого часа она ничего в рот не брала! И посты держала очень строго. Ни к чему не прикасалась, кроме кукурузной лепешки и воды. Всё!
“Мама пела очень красиво. Особенно когда она пела Погребение Господа в Великий пяток, о, тогда вся земля рыдала!”
Мама пела очень красиво, пела на клиросе, научилась у своего отца. Особенно когда она пела Погребение Господа в Великий пяток, о, тогда вся земля рыдала, не иначе! Или когда Великим постом запевала “Сладкую весну”, у меня слезы текли, такой красивый у нее был голос. Я говорил, что она – самая великая мама на свете!
Приходили к ней монашенки, она давала им какой-нибудь еды, ведь нищета тогда была огромная и голод лютый. И они, которые хорошо знали пение, садились с ней и пели весь вечер. А потом она учила и нас, детей. Это перешло к нам от нее.
Так что я очень любил церковь. Ходил туда и был очень внимателен на службах. На клирос пошел, когда мне было лет 14. У нас был тогда старый священник, и он сказал мне: “Давай!” Сначала я очень волновался, ведь народу было много и надо было хорошо знать устав, но он меня подбодрял. Даже если я ошибался, он говорил: “Сегодня хорошо, а завтра будет очень хорошо!” – хотя я и совершал ошибки. Но понемножку-понемножку научился. А потом 24 года прослужил певчим в бисокской церкви.
Планы у меня были одни: хоть бы меня взяли в монастырь. Когда я был в армии и офицер спросил нас, кем мы хотим стать, я был сержантом и сказал ему, что хочу стать монахом. Так и сказал, недолго думая. А было время коммунистов, и офицер тот вспыхнул: “Кем-кем? Что это такое?” – спросил он меня. “Ну, я не знаю, что это такое, но сказал вам, что я хочу им стать. Монахом!” А потом прошли годы, и я стал им. Однако ушел я в монастырь поздно».
Чудесное кадило
Долгие годы он служил на клиросе в Бисоке. Богослужебные песнопения прилепились к его душе и помогли подняться, ступенька за ступенькой, к небу. Девушки у него не было, как у других парней, хотя он исправно ходил на свадьбы и плясал там, как все. Но сердце его обреталось в другом месте. Жар тлел в глубине его души, и необходимо было, чтобы Дух дохнул на него, чтобы разжечь поиски, начавшиеся у него еще в отрочестве.
Чудо произошло внезапно, без всякой подготовки, не оставив ему времени на размышления. Было ему тогда 38, он был мужчиной в полном расцвете сил. Пошел на сельскую службу, чтобы петь, а там оказался шустрый священник, служивший торопливо, неблагоговейно и невнимательно. Его, привыкшего к размеренным, внимательным службам, торопливость священника огорчила.
Придя домой, он сказал матери, что служитель Божий был неправ. Надо было кадить по-другому, спокойно, без спешки. И непроизвольно стал показывать как: размахивая рукой тихо, со всем благоговением, и обходя комнату с воображаемым кадилом. И тут Бог коснулся его сердца.
“Внезапно комната озарилась великим сиянием! Ни разу в жизни я не видел света сильнее”
«Внезапно комната озарилась великим сиянием! Ни разу в жизни я не видел света сильнее. Мама убежала в другую комнату, ей стало страшно. На окне у нас стоял жасмин, и он тоже сделался весь белый, весь облаченный светом, который исходил отовсюду. Я остолбенел, а потом не стало ничего, свет рассеялся…
После этого знамения на третий день пришли из епархии, чтобы забрать меня для пострига. Они не сказали мне этого сразу, но решили, что я мог бы стать хорошим монахом, а потом священником. Забрали меня неподготовленного, я испугался, но когда попал в монастырь Чолану и увидел, что ворота раскрываются, сердце мое тотчас переменилось. Бог даровал мне такую радость, что ее не описать словами. Я как будто уже не был в мире сем… Так я стал монахом, затем меня рукоположили в диакона и сделали священником.
“Кельи стояли без крыши, расхаживали свиньи… была грязь… Сначала я был единственным монахом”
Через три недели, в марте 1990 года, меня послали открыть монастырь Пояна Мэрулуй – ктиторию святого Василия Карпатского, неподалеку от Бисоки, старинную монашескую обитель, разрушенную коммунистами 30 лет тому назад. Там, кроме церкви, нигде не было благопорядка. Забор отсутствовал, коровы паслись прямо в монастыре. Время от времени устраивались ярмарки, базары, развлечения в павильоне, где делались всяческие бесчинства. Кельи стояли без крыши, расхаживали свиньи… была грязь…
Сначала я был единственным монахом, вместе с тремя старыми монахинями, которые были изгнаны из других монастырей. Я отправился в путь с молитвой, но ни к кому не заходил, чтобы попросить копейку! И мало-помалу начал: давай свет, давай воду, сделай павильон, построй архиерейский дом, поставь каменную ограду, разбей пруд для рыб, огороди земли… Я работал, а всё приходило то оттуда, то отсюда, и приходило, и приходило… Епископ порой говорил: “Да на что ты всё это делаешь?” – “С Богом!” – “А что, Бог приходит к тебе?” – “Да, каждый раз, когда зову Его, Он приходит и дарит что-нибудь”.
Не знаю, как я мог думать так. Но я всегда говорил, что у меня есть всё, что мне нужно, потому что я был таким радостным и счастливым, что не нуждался ни в чем.
Случилось мне как-то готовить еду отцам, а у меня не было и двух яиц, чтобы добавить в суп. Сказал я себе тогда, что делать нечего, оставлю его пустым, постным, хотя день был скоромный. Не буду говорить вам, что не прошло и десяти минут, как слышу: кто-то стучит в ворота. Это была верующая, поднявшаяся к нам, в монастырь. “Ну, что стряслось?” – спросил я ее. “У меня был десяток яиц, батюшка, и не знаю, чего мне пришло в голову прийти принести вам их, может, они вам нужны. Потому и пришла”. Так действует Бог!».
Господи, помоги! Дай и мне слезы!
“Если ты задумал что-то и в то же время думаешь о Боге, то невозможно не преуспеть”
«Всякое дело, которое у тебя имеется от Бога, надо делать смело. Не колебаться, за что бы ты ни взялся! Если ты задумал что-то и в то же время думаешь о Боге, то невозможно не преуспеть. Невозможно, чтобы Бог не дал тебе того, чего ты просишь с добрым помыслом! Он в сто раз больше даст тебе! Однако надо знать и что просить… Не слишком многого! Здесь тебе нужна рассудительность, ведь Он знает всё, в чем мы нуждаемся.
Самая сильная молитва – это молитва Господня, “Отче наш”, но и всякая молитва тоже, если ты произносишь ее от души. Не нужно прочитывать всю Псалтирь за раз, нет. Несколько кафизм, но со вниманием. Немного, но постоянно. Можешь возносить молитвы и так, как они приходят тебе на душу, по боли твоей души и твоей силе. Ты беседуешь с Богом, как с другом или отцом, и говоришь откровенно.
Но надо заранее знать, чего будешь просить у Него, чтобы ты не шел туда, пред лице Его, и говорил, будто хочешь стать митрополитом, или патриархом, или правителем страны. Нет, надо просить только то, в чем ты нуждаешься, ибо иначе Господь огорчится и не станет беседовать с тобою, уйдет. Он знает, в чем ты нуждаешься. И слушает, особенно молитву, произнесенную в слезах.
Если у тебя нет слез на молитве, пусть будут слезы в душе, как некий вопль от сердца, как боль: “Господи, помоги мне, дай и мне слезы!” Говори это с жаждой, со слезами в душе – а не рыдай в голос! Будь очень внимательным и к тому, что говоришь, говори со вниманием, и тогда будет принята молитва, которую ты возносишь со слезами в душе.
У Господа была и имеется любовь к нам, и Он принимает нас до последнего часа, даже перед самой смертью, даже если мы были и являемся грешниками. “Приди, приди ко Мне!” – говорит Он нам. Только ты говори: “Прости меня, Господи, и помяни меня теперь и в час смерти моей, ибо я грешил всю жизнь!” И тогда Он нас прощает и в мгновение ока стирает все наши грехи!
“Что просить у Господа? Прежде всего – здоровья и спасения. Затем проси так, всё время: “Господи, дай мне смирение Твое в сердце мое!””
Но говори всем помышлением, всем сердцем и всем воздыханием. Если ты говоришь от души, то всякий грех будет тебе прощен, ведь Он очень любит смирение. Он не любит гордости, богатства, когда ты говоришь: “Кто как я?” Он склоняется к самому смиренному человеку. Он за минуту изменит тебя и сделает хорошим малым, если ты знаешь, чего просить. Прежде всего – здоровья и спасения. Затем проси так, всё время: “Господи, дай мне смирение Твое в сердце мое!” Это совсем просто.
И будем поститься, ибо Бог заповедал посты не потому, чтобы Он нуждался в них, но чтобы у нас имелось воздержание. Он потому заповедал нам пост, молитву, милостыню и слезы, чтобы мы могли получше укрепиться. Пост для нас – это врачевство телу. Начинается пост, и ты видишь, что у тебя изменилась кровь, просветился ум, у тебя уже другая сила, другая крепость!
Когда ты не постишься и всегда ешь жирное и хорошее, у тебя нет сил даже ходить. Посмотри, мне почти 70 лет, а я еще читаю и вижу, и ум соображает как следует. А если ты ешь только так, всегда хорошую пищу, то у тебя уже нет никакой силы, ты то и дело болеешь… Если ты позаботишься об этом, будешь и скоромное есть, и пост держать, тогда увидишь, что будешь просто летать!»
Спаситель с горы Мунтиору
Дорога в Мунтиору проходит через древний лес с елями и соснами, непоколебимо стоящими сотни лет. Мир древний, привольный рай для самой разной дичи, где, кроме дороги, ничего не напоминает о том, что здесь ступала нога человека. Поднимаешься по отвесным склонам горы через зябкую полутень, а дорога робко следует за тобой, едва осмеливаясь нарушить покой, царящий тут тысячи лет. Время от времени в густую зелень вдруг врезается просвет и открывается поляна, где буйный ветер в беспорядке раскидал кряжистые бревна. Наконец мрак резко обрывается и становится совершенно светло. Ты добрался!
На вершине горы, на просторной поляне несколько деревянных домиков сторожат красивую церквушку, отражающуюся в озере с водяными кувшинками. Всё это воздвигнуто стараниями батюшки. До прихода его на Мунтиору не было ничего. Лишь безмолвие дикого леса и эта сочная зелень поляны.
Один набожный христианин сказал ему, чтобы он поднялся сюда и основал тут монастырь, но отец Макарий воспротивился. Он всей душой любил ктиторию Василия Поляномерульского и не хотел уходить из этого исихастского рая, который восстановил с таким трудом. Однако наступило время испытаний, и Спаситель снова послал ему знамение.
“Спаситель сказал мне: “Хотите ставить монастырь на Мунтиору? Ставьте! Приступай, ведь ты же – основание!””
«Я сначала пришел посмотреть на это место, где теперь монастырь, но сказал, что больше не вернусь сюда, потому что было очень трудно: не было никакой дороги, один лес и грязь, из которой нельзя было иначе выбраться, как только сняв обувь. Ночью, когда я вернулся к себе в Пояна Мэрулуй и уже уснул, слышу: стучат в дверь. Я проснулся и тут же увидел гору Мунтиору, как на картине написанную, у меня перед глазами. И на вершине ее стоял Спаситель, облаченный в одежду с красными рукавами, широкими. Он сказал мне всего лишь: “Хотите ставить монастырь на Мунтиору? Ставьте! Приступай, ведь ты же – основание!” И с той стороны, где стояла гора, я увидел только людей в белом, поднимавшихся в гору с зажженными свечами.
Слово Спасителя стало для меня пробуждением. Я тут же купил землю и отправился в путь, и вот и двух лет не прошло, как я построил монастырь, расписал, а потом его освятил епископ».
Сижу я с отцом Макарием за беседой уже более часа, и с каждой минутой мне становится всё лучше и лучше. Нет ничего, что говорило бы, что мне пора уходить. Он не давит своим авторитетом священника, не обличает. Только излучает кротость и простоту.
Он рассказал мне о том, что открыл ему Бог, с той невинностью, какую может стяжать только жизнь, протекшая среди молитв. И сам он, и всё, что его окружает, дышит простотой и смирением. Келья с ее убогим столом, стены с иконами и книги, окно в деревянной раме, из которого виднеются только пастбище да небо. Это мир нашего старинного горного села, а отец Макарий – истинный крестьянин, в монашестве освятивший всё, чему научился в детстве у мамы и дедушки.
Он и теперь проводит ту же самую жизнь. Не изменил ничего. Только плеснул побольше огня в молитву, раньше встает, чтобы служить в церкви, позже ложится из-за бдения. И теперь, несмотря на то, что он духовник, которого любят тысячи учеников во всех уголках страны, несмотря на то, что у него есть молодые монахи, готовые исполнить любое его поручение, услышать сердцем даже мысль его, он сам на монастырском ослике возит в переметных сумах еду для монахов и готовит им трапезу.
Видео: отец Макарий с осликом несет продукты братиям в Мунтиору
Он не настоятель, а духовник, скромный и любящий, садится с тобой на простую деревянную завалинку и выслушивает боль твоей души, утоляя ее своей молитвой. Это утешение получили тысячи людей, искавшие его на протяжении всего этого времени и следовавшие за ним по всем его ктиториям. Их как магнитом притягивала нищета, в которой он по доброй воле живет, и состояние неутомимой жизнерадостности, проистекающее из его безмерной веры в силу Божию.
И еще кое-что. Верующие, приходящие к нему исповедаться, чувствуют, что их любят, их выслушают и наложат пластырь на все раны, причиненные им миром.
В мире повальной замкнутости в себе эта совершенная открытость отца Макария сделала монастырь на Мунтиору местом паломничества. Когда пришло время освятить обитель, с трудом воздвигнутую здесь, на вершине горы, то через лес, по плохой дороге в гору поднялось 14 тысяч человек. Их никто не оповещал, они сами из уст в уста передавали весть и так собрались. Епископ при виде моря паломников, заполнивших всю поляну, изумился. А батюшка в глубине души знал, что это Спаситель исполнил то видение, которое даровал ему два года тому назад, когда он узрел множество верующих, поднимавшихся в гору с горящими свечами в руках.
Он безгранично уверовал в слово Господа, а Христос воздал ему любовью в сердцах учеников: «Невозможно, чтобы Бог не дал тебе того, чего ты просишь с доброй мыслью! Он во сто раз больше воздаст тебе!»