Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II (†5 декабря 2008 года) вспоминает Сергей Леонидович Кравец, главный редактор Церковно-научного центра «Православная энциклопедия».
— Сергей Леонидович, расскажите, каким человеком был Святейший Патриарх Алексий?
— Мое первое и самое сильное впечатление от встречи с Патриархом Алексием, сохранившееся и во все последующие годы общения — это то, что Святейший являл собой редчайший в наше время пример очень воспитанного человека.
И дело не только в манере поведения или в умении сдерживать эмоции, а в самом отношении к людям, с которыми он встречается. Он относился к собеседнику со вниманием и доверием. И не тогда, когда он его уже хорошо знал, а сразу, при первой же встрече. И это свойство его характера, несомненно, родом из его семьи и из тех отношений, которые царили во времена его детства в небольшой общине русских православных эмигрантов в Эстонии. Именно там, в его семье и в кругу его первых друзей, среди которых были и монахи Валаамского монастыря, укрепились два главных, на мой взгляд, свойства его личности — чувство собственного достоинства, уважение к достоинству другой личности и чувство доверия. В его жизни было немало и тех, в ком он разочаровывался (а это происходило, когда он сталкивался с ложью, хамством или еще какими-то недостойными поступками), и тогда он просто прекращал с этими людьми общаться.
— И всё же он верил в людей?
— Вера в людей помогла ему пережить годы советской власти. Патриарх Алексий II часто вспоминал время, когда он работал управляющим делами Московской Патриархии в 1960–70-е годы. А в сознании людей того времени, как и сегодня, была уверенность, что высокое начальство Патриархии способно решить все. И к нему ежедневно приходили десятки священников с разных концов СССР со своими проблемами (чаще всего тогда, когда власти лишали их регистрации, а значит, и права совершать службу). Он всех пытался выслушать и каждому помочь, хотя прекрасно понимал, что мало чего может сделать.
Я всегда удивлялся, как он не зачерствел от такой работы. Если каждый день к тебе приходит огромное количество людей со своими бедами, то волей-неволей ты приобретаешь некую защиту, профессиональную хладнокровность: поговорил — и слава Богу. Но у Патриарха за столько лет это качество совсем не выработалось. Наоборот, всякая беседа со Святейшим давала человеку новые силы. Один высокопоставленный чиновник мне признавался, что при беседах с Патриархом Алексием его охватывало чувство, что он обязательно должен сделать то, о чем, улыбаясь в усы, совершенно ненастойчиво просит Патриарх.
И еще Патриарх Алексий с большим доверием относился к самой жизни, такой, как она есть, к тому, как она течет и как развивается. Ему было совершенно несвойственно стремление перестраивать жизнь согласно каким-то своим представлениям о ней. Он доверял жизни и тем инициативам, тем новым росткам развития, которые появляются внутри этой жизни. Это мировоззрение определяло его благожелательную и активную помощь тем, кто приходил к нему с новыми идеями.
— А у Патриарха было много идей?
— Удивительно, но мне кажется, что сам Патриарх почти их не генерировал. Зато он очень внимательно выслушивал людей, которые приходили к нему с идеями. Очень многое, что есть сегодня в Церкви, появилось благодаря его помощи.
— Святейший строил долгосрочные планы или старался жить одним днем?
— У Патриарха Алексия II были далекоидущие планы. Но под будущим он понимал то, что с тобой будет там, на небесах.
У меня был случай, когда я ему в запальчивости что-то рассказывал. Видимо, в своих суждениях я был очень энергичен, и он мне сказал: «Сергей, когда вы будете там, думаете, вас спросят, сколько томов вы успели издать? Или сколько языков вы знаете? Вас будут спрашивать о другом: ты мог помочь и не помог, ты мог подать и не подал». А ведь разговор был о вполне сегодняшних земных делах. Но он никогда не забывал той «перспективы», о которой христианин должен думать постоянно. Он всегда думал о жизни, которая ждет его там, а не на земле. И о том, что надо делать здесь и сейчас с учетом этой перспективы.
И помогал людям именно тогда, когда они просили его. Когда мы только начинали думать о создании нашей энциклопедии, он сказал: «Трудно найти более неподходящего времени для создания “Православной энциклопедии”, но другого времени у нас не будет».
— Сергей Леонидович, на ваш взгляд, Алексий II был строгим Патриархом в плане служения Церкви и государству?
— Покойный архимандрит Матфей (Мормыль), регент хора Свято-Троицкой Сергиевой лавры, который в составе небольшой группы помогал организовать Собор для выбора Патриарха, назвал Святейшего добрым. Он так и сказал: «Выбрали доброго Патриарха».
Патриарх жестко настаивал на том, чтобы священнослужители не участвовали ни в каких народных Советах, ни в Парламенте, ни в партиях. Связано это с тем, что в 1990 годы ему пришлось побывать народным депутатом. Патриарх Алексий говорил, что он попал в мир, переполненный вражды, злобы и лжи. В этом мире сохранить чистоту души и помыслов было практически невозможно. Несмотря на советы и аргументы политической целесообразности, которые ему приводили, он всегда говорил, что он на своем опыте знает, что там происходит с человеком. Патриарх говорил, что священники не смогут сохранить себя в том лживом мире, который предлагает им политика.
— А каким Патриарх был с друзьями и коллегами?
— Он редко когда подолгу сердился на близких. Святейший мог насупиться и показать свое неудовольствие, но очень быстро отходил. И часто было ощущение, что он чувствует себя почему-то неудобно и даже виновато. И дело было даже не в том, что он справедливо или несправедливо на кого-то рассердился. Просто он всегда переживал, что мог кого-то обидеть.
Патриарх просто любил людей. В людях он видел не исполняемую ими должность (например, главного редактора «Православной энциклопедии»), а самих людей. Поэтому те, кому удавалось сблизиться со Святейшим, это общение очень ценили. Для Патриарха служебная составляющая в общении была не главным. Я часто замечал, что на патриарших приемах или в его кабинете присутствовало очень много «бывших» должностных лиц. Иными словами, люди сначала занимали какие-то должности, затем переставали их занимать, но Патриарх все равно не выключал их из своего круга общения.
— Что для Патриарха Алексия II значила Россия?
— У него была своя связь с Россией, он был от нее неотделим. Святейший много ездил по епархиям и по стране. Когда приезжал из поездок, никогда не рассказывал о том, как замечательно его принимали, и с кем из важных людей он встретился. Патриарх всегда шутил, что к его приезду будут отремонтированы дороги к храмам. Уже это для него было счастьем.
Он очень много рассказывал про то, о чем говорили с ним простые люди. Помню, как в 1990-е годы, после возвращения в Москву из одной епархиальной поездки, Патриарх рассказал, что люди просили его о том, чтобы он помолился о них Богу и попросил Господа дать им силы «потерпеть еще». Это произвело на него огромное впечатление. Он часто об этом вспоминал, все время к этому возвращался.
Я никогда не слышал от него слов о том, что он любит Россию или что он сын России. Для Святейшего любовь к родной стране была настолько же естественным состоянием, как и любовь родителей к детям. Когда он выезжал за пределы страны, то по возвращении никогда не сравнивал Россию с другими странами. Он любил ее такой, какой она была и есть.
— Часто ли Патриарх вспоминал о детстве?
— Он часто вспоминал одну историю, как в 1940 году в Эстонию вошли советские войска. Тогда в Таллине среди местного населения и русских эмигрантов начались аресты и высылки в Сибирь и северные области России. Такая судьба была уготована и семье Ридигеров, однако Промысл Божий сохранил их. Семья спряталась в сарае вместе с собаками, которые постоянно лаяли. Когда за семьей приехали, то все вокруг обыскали, но никого не нашли. Даже собаки, которые обычно вели себя очень чутко, даже ни разу не гавкнули и тем самым не выдали своих хозяев.
Но мне больше всего запомнилась история о том, как маленький Алексий в восьмилетнем возрасте начал вести переписку с монахом Иувианом. Это было для него очень важно.
Мне кажется, что когда к Патриарху приходили вот такие, как мы, эта история повторялась. Только уже он был монахом Иувианом, а мы — теми восьмилетними мальчиками, с которыми надо было разговаривать.
— Что потеряла Русская Церковь с уходом Патриарха Алексия II?
— Люди, которые близко знали Патриарха и любили его, очень многое потеряли. Это ощущение потери ничем не восполняется. Что касается меня, то Святейший определил мою жизнь. Я, как и многие люди в 1990-е, пришел работать в Церковь спонтанно. Тогда эта работа представлялась мне коротким «проектом». Я думал: сейчас сделаем то, что хотели, а потом начнется «нормальная жизнь». А нормальная жизнь — это диссертация, университет, научная работа. Но после встречи с Патриархом Алексием ощущение, что это просто проект, который скоро кончится, прошло. Стало очевидно, что ты будешь трудиться в Церкви столько, сколько необходимо — скорее всего, всю жизнь.
Что касается православного народа, то, может быть, я и не совсем прав, но мне кажется, что из жизни ушла какая-то значительная доля сердечности.
С Сергеем Кравцом
беседовала Анна Ерахтина